Девятый валяется на спине и стонет. Его грудь вся изодрана когтями Восьмого, а под глазом стремительно наливается фингал, и, похоже, затылок, где я приложила его жезлом, кровоточит. Неожиданно его стоны сменяются смехом.
— Вот это было круто! — вскрикивает Девятый.
Его любовь к насилию отчасти напоминает психоз, но я ловлю себя на том, что тоже улыбаюсь и соглашаюсь с Девятым. Это и правда была шикарная тренировка. Здорово чувствовать себя способной добиваться успеха в условиях, где не надо биться на грани жизни и смерти.
— Ну ты даёшь, — говорит Девятый Восьмому, с трудом поднимаясь с пола. — Я при всём желании не смог бы отклонить последний удар. Зачетный приём, чувак.
Восьмой поворачивает свое побитое лицо к Девятому.
— Ага. Я задолжал тебе один. Или даже все десять.
Я приседаю рядом с Восьмым и начинаю лечить его ранения. Холодок Наследия больше меня не пугает, а даже, наоборот, начинает казаться все более и более естественным.
— Почему ты обратно сменил облик? — спрашивает Девятый, потирая раны на груди. — Тот львино-хрен-знает-кто задал мне жару.
— Я должен чётко представлять образ, чтобы не потерять форму, — объясняет Восьмой. — А удары по голове, определённо, не помогают концентрации.
— Ясно, — говорит Девятый, обдумывая его слова. — Где-то здесь у Сандора припрятано не смертельное оружие. Мы поработаем над твоей концентрацией, если ты позволишь мне немного из него в тебя пострелять.
— М-да, — кисло отзывается Восьмой, — звучит не слишком обнадёживающе.
Как только с лица Восьмого сходят все синяки, я принимаюсь за раны Девятого.
— А знаешь, — говорю я, — ты реально в этом хорош.
— В драках? Ну, да, я знаю.
— Не только в драках. Но и, как бы это сказать, в их продумывании.
— Стратегии, — подхватывает Восьмой. — А она дело говорит. Вряд ли бы я додумался до того удара с телепортированием, если б ты меня не вынудил. И ужасно это признавать, но, по-моему, подобные тренировки весьма хорошая идея.
Девятый надувается от гордости сильнее, чем когда-либо.
— Ну, всегда, пожалуйста.
— Смотри, не зазнайся, — говорю я, наблюдая, как последний порез на его груди медленно затягивается под моими пальцами.
Бросив взгляд на Девятого, обнаруживаю, что он смотрит мимо меня в сторону входа в Лекторий.
— Элла, привет, — говорит он, — мы тебя разбудили?
Обернувшись, вижу застывшую в дверях Эллу. На ней уличная одежда. Впервые за последние дни она одела что-то помимо пижамы или необъятных футболок Девятого. Я бы подумала, что ей стало лучше, если б не её покрасневшие от слёз глаза. Элла избегает смотреть на нас, вперив взгляд в пол.
— Элла, что случилось? — спрашиваю я, делая несколько шагов в её сторону.
— Я… я только хотела попрощаться, — отвечает она. — Я ухожу.
— Чёрта с два! — заявляет Девятый. — Хватит на сегодня увеселительных прогулок.
Элла мотает головой, так что волосы закручиваются вокруг лица.
— Нет. Я должна. И я не вернусь.
— Да что на тебя нашло? — недоумеваю я. И тут понимаю, в чём дело. Элла крепко сжимает в руках сильно измятый лист бумаги. Письмо Крэйтона.
— Я не одна из вас, — шепчет Элла, и по её щекам скатываются слёзы.
«Моя дорогая Элла!
Если ты читаешь это письмо, значит, я уже мёртв. Помни: я любил тебя, как родную дочь. Я никогда не предназначался тебе в Чепаны. Меня к этому не готовили, но мне пришлось взять на себя эту роль в ночь, когда пала наша планета. Несмотря на это, я бы не променял годы с тобой ни на какие лориенские или земные сокровища. Надеюсь, я сделал для тебя достаточно. Тебя ждёт великое будущее.
Надеюсь, однажды ты сможешь правильно оценить то, что я сделал. Поймёшь, почему я лгал тебе, и найдёшь в себе силы меня простить.
Я солгал тебе, когда ты была маленькой, а потом не осмелился рассказать правду — мне приходилось лгать снова и снова, и так ложь вошла в нашу жизнь. Прости меня, Элла. Я трус.
Ты одна из десяти Гвардейцев, выживших после нападения на Лориен, но ты не Десятая. Старейшины не учитывали тебя в своих планах по сохранению лориенской расы, поэтому тебя не отправили на Землю вместе с остальными. На тебя не накладывали защитное заклинание, вот почему у тебя нет таких же шрамов на лодыжке, как у Марины и Шестой.
Старейшины не выбирали тебя. Это сделал твой отец.
Ты родилась в одной из самых древних и уважаемых лориенских семей. Твой прадед был одним из десяти Старейшин, правивших нашим миром во времена, когда наша планета ещё не достигла наивысшего расцвета. Тогда лориенцы еще не добились полной гармонии с планетой, не раскрыли всех её возможностей и не обрели Наследия. Наша молодая раса стояла на распутье: стремление развиваться как можно быстрее противоречило необходимости сохранить живую природу планеты.
То было страшное время, многие из событий тех дней так и остались тайной даже для наших великих историков. Война и смерть царили на планете в те тёмные времена. Многие пали в бессмысленных конфликтах, но, в конце концов, установился мир. Наступило новое время — золотая эра, в которую родилась ты и которая так трагически окончилась с нападением могадорцев.
Твой прадед погиб в Тайной Войне — военном конфликте между могадорцами и лориенцами. Наше правительство скрывало противостояние в тайне, чтобы не разрушать иллюзию лориенской утопии.
В молодости твой отец, Райлен, узнал о Тайной Войне. Поскольку твой прадед погиб, после войны осталось только девять Старейшин из десяти, и они приняли решение не избирать десятого. Однако твой отец считал, что освободившееся место надлежит занять представителю его семьи, хотя при выборе Старейшин никогда не учитывались родственные или наследственные связи. Твой отец был уверен, что его семья оказалась жертвой исторической несправедливости. Он стал одержим этой идеей.