Джон проводит рукой по листьям, и на этот раз звук получается более насыщенным. По коже бегут мурашки. Кажется, я чувствую, как меня обдувает свежий ветер Лориен. Это изумительно.
— Потрясающе, — говорит Восьмой.
— Только на кой оно надо? — спрашивает Девятый в своей обычной манере.
— Это напоминание, — отвечает Джон хрипло, словно стараясь скрыть вставший в горле ком. — Напоминание о том, что нам пришлось оставить. Напоминание о том, за что мы боремся.
— Любопытно, — бормочет Малкольм, делая записи в своем блокноте. — Давайте продолжим.
Один за другим, мы выкладываем перед Малкольмом содержимое наших Ларцов. Он все подробно записывает, делая пояснения к предметам, о свойствах которых мы знаем, и, подчеркивая те, о которых нам ничего не известно. Начиная с темных перчаток, мерцающих, если коснуться ими цилиндрического устройства, похожего на компас, едва ли не каждый предмет из моего Ларца оказывается подчеркнутым.
— Как думаете, для чего эта штука? — спрашивает Восьмой, вынимая изогнутый олений рог, который, судя по всему, когда-то украшал голову небольшого оленя. — Это единственный предмет в моем Ларце, о свойствах которого я ничего не знаю.
Через пять секунд после того, как Восьмой вынимает рог, в дверь мастерской вихрем врывается Берни Косар. Он выглядит взволнованным, бешено виляет хвостом и вынюхивает что-то в воздухе. Он подскакивает к Восьмому и упирается в него передними лапами.
— Ему нужен рог… если ты еще не понял — говорит Джон.
Пожав плечами, Восьмой подает рог Берни — тот берет его в зубы, ложится на спину и начинает кататься из стороны в сторону, издавая при этом довольное мурлыканье, которое никак не вяжется с его собачьим обликом. Впрочем, тело бигля начинает периодически меняться, то расплываясь, то вновь обретая резкость, как будто у Берни проблемы с поддержанием внешней формы.
— Ну и чудик! — давится от смеха Девятый. — Не будь мы в бегах, я бы стопудово выложил это в интернет.
— Тише, тише, — говорит Джон, поглаживая химеру за ушами. — Успокойся, Берни.
Малкольм переводит взгляд с Берни на Джона:
— Вы можете общаться друг с другом?
— Да, — отвечает Джон. — Телепатически. Девятый тоже так умеет. Берни очень возбужден. Он говорит, что рог… не знаю, как и передать, у него чудной язык… вроде того, что этот рог что-то вроде тотема для химер.
— Ну, раз других химер у нас нет, то пусть оставляет его себе, — широко улыбается Восьмой, наклоняясь, чтобы почесать Берни живот.
— Вместе с Эллой сюда прилетело много химер, — говорю я. — Как думаете, сможем мы привлечь их с помощью этого? Вдруг они потерялись и хотят нас найти.
Малкольм немедленно принимается записывать что-то в свой блокнот:
— Очень хорошая идея, Марина.
Я улыбаюсь, чувствуя легкую гордость. Теперь бы еще выяснить, какими свойствами наделены предметы из моего Ларца.
— Если вы ищете скучный хлам, связанный с природой, то у меня кое-что есть, — заявляет Девятый, доставая небольшой кожаный мешочек. Он передает его нам, и мы по очереди заглядываем внутрь. Мешочек наполнен жирной землей цвета шоколада. — Когда Сандор рассказывал мне о моем Наследстве, он сказал, что это для выращивания разных вещей. Только нам это еще долго не понадобится.
Девятый завязывает горловину мешочка кожаной тесемкой и небрежно закидывает его обратно в Ларец. Наверное, его интересуют только предметы, которыми можно убивать могадорцев. Я заглядываю в свой Ларец в поисках чего-нибудь, что может помочь восстановлению Лориен. Сначала мне попадаются лишь драгоценные камни, на которые мы с Аделиной, если бы она захотела, могли найти в Испании жилье не хуже пентхауса Девятого, я отодвигаю их, продолжая поиски.
— Что скажете об этом? — спрашиваю я, доставая узкий флакончик, наполненный кристально-чистой водой. Прозрачное стекло холодит пальцы.
— А ты выпей, — предлагает Девятый.
Малкольм качает головой:
— Я бы не советовал ничего пробовать, пока мы точно не будем знать, что оно делает.
— Слышишь? — Восьмой пихает Девятого локтем. — Не жри камни из Ларца.
Я откупориваю флакончик. При контакте с воздухом жидкость сначала приобретает такой же, как у Лоралита, голубой оттенок, но вскоре вновь становится прозрачной. Я провожу пальцем по поверхности флакончика, и под стеклом образуется ярко-голубой шлейф, который постепенно исчезает, стоит мне убрать палец. Еще я замечаю маленькие голубые сгустки, появляющиеся под стеклом в тех местах, где я держу флакончик подушечками пальцев.
— Вы тоже это видите?! — восклицаю я.
— Похоже, жидкость реагирует на твое прикосновение даже через стекло, — говорит Джон.
— Можно мне? — спрашивает Малкольм.
Я передаю артефакт Малкольму. Он берет флакончик в руки, но цвет жидкости не меняется.
— Хм, — произносит он и протягивает флакон Джону. — Попробуй ты.
Как только Джон прикасается к флакончику, жидкость вновь начинает искриться голубоватым цветом, характерным для Лоралита. Но вскоре цвет тает, и жидкость вновь становится прозрачной, и только там, где пальцы Джона касаются флакончика, остаются голубые сгустки. Жидкость пульсирует, будто стремясь покинуть флакончик, чтобы быть как можно ближе к нам.
— Итак, жидкость опознает лориенцев, — говорит Восьмой. — Только какой от этого прок, если мы — всё, что осталось от нашей расы?
— Дай-ка, я кое-что проверю, — говорю я, забирая флакончик у Джона. Осторожно наклоняю его, и мне на ладонь падает капля жидкости. Она тут же становится голубой, а ладонь начинает чесаться. Затем капля начинает подрагивать и увеличиваться в размерах, набирая массу и плотность, пока у меня в руке не оказывается гладкий кусочек Лоралита.